Командировка [litres] - Борис Михайлович Яроцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Себя Анатолий Зосимович психом не считал. Да и то, какой псих признается, что он псих? А вот человек со здоровой психикой нередко прикидывается придурком. Хотя… с введением веселой демократии придурки исчезли — все они ушли в бизнес.
Когда Анатолий Зосимович был крепко выпивши, у него появлялась потребность чесать язык. Все чаще он касался личности квартиранта. Чуть ли не вслух говорил, что тот уже себя ни в чем не проявит.
— У вас, Иван Григорьевич, — говорил он с философским подтекстом, — начисто отсутствуют качества современного человека. И главное из них — вы не знаете своей страны. Когда вы плавали, у вас и у нашей страны по-разному протекало время.
Он охотно просвещал квартиранта, прибегая к постулатам теории относительности. И в политике он был своеобразным.
— Вы, Иван Григорьевич, — развивал он свою мысль, — далеко не простой, как может показаться. Вот вы намекаете, что Украина может выжить одна, без России. И на этот счет я скажу определенно, могу с математическими выкладками: интеллект Украины вне интеллекта России все равно, что нога без человека. Человек без ноги, конечно, выживет, хотя и будет на костылях. А вот нога… ее тут же обглодают шакалы.
Слушал Иван Григорьевич несомненно талантливого конструктора и с горечью для себя заключал: его мысль схватывала явления, но до сущности не доходила. Под шакалами он подразумевал инофирмы. Но далеко не все инофирмы питаются интеллектом обнищавших держав. В городе Прикордонном была по крайней мере одна фирма, которая заявилась со своими наработками, и со временем заметят, но уже будет поздно, как она убьет город.
Ни лауреат всяческих премий инженер Забудский, ни его супруга, народная учительница республики, еще даже не догадывались, что их любимый Игорек, как и где-то блуждающий по Русскому Северу любимый Женечка, по вине этой таинственной фирмы уже не будут иметь здорового потомства.
Со временем они, конечно, узнают и поверят. А пока, терпеливо выслушивая конструктора, Иван Григорьевич укреплял себя в мысли: этот человек — его будущий помощник. Может быть, с ним предстоит искать людей, которым известно, под какой вывеской притаилась зловещая фирма.
Глава 9
Незаметно закончилась неделя. В субботу Иван Григорьевич пообещал посетить мэра Ажипу на его даче. Как туда попасть, он знал. Лучше всего на автомашине. Славко Тарасович просил не опаздывать, подруливать ровно в шесть.
«Подруливать»… Это там, в проклятой богатой Америке, Джон Смит не мыслил себя без автомобиля. Да, там он рулил каждый день, не забивал себе голову, где достать хотя бы канистру бензина, о чем ежедневно пекся председатель Союза офицеров Михаил Спис, бывший майор, бывших некогда могущественных Вооруженных сил. Тот радовался, как ребенок радуется игрушке, каждому литру бензина. Его «москвич» бегал чуть ли не на мазуте — так он отрегулировал двигатель. Подобной рационализацией здесь никого не удивишь: в этом городе, что ни человек — то умелец.
И вообще, как вскоре убедился Иван Григорьевич, в Прикордонном люди чрезмерно изобретательны. Почти все они годились для работы в разведке. Да что в разведке! Уже не первый год они гнали самогонку, например, из… дерьма. Называлась она «Гурьмовка» — по крепости не уступала «горилке».
Об этом изобретении Иван Григорьевич узнал случайно. Анатолий Зосимович попросил его сдать бутылки (накануне группе конструкторов удалось подхалтурить на патронном заводе, денег у патронщиков не было, но была «Московская» чеченского разлива). Патронщики расплатились шестью поллитровками. До утра пили всем КБ. На сданную тару предстояло купить хлеба — после выпивки в квартире Забудских не осталось ни крошки.
Стоя в очереди в пункте сдачи посуды, Иван Григорьевич услышал об этом невероятном изобретении. Рассудок отказывался верить: здесь должна быть сложнейшая технология.
— Самогонка из дерьма? Ну, это вы, ребята, маленько загнули, — заметил он.
Стоявший сзади синий от перепоя алкаш принялся на этикетке пустой бутылки рисовать формулу, как дерьмо превращается в спирт. По быстроте движений чувствовалась рука опытного химика-технолога. Подобного виртуоза охотно бы заполучил Исследовательский центр Пентагона.
— Вы как инженер…
— Обижаете, папаша, — ответил алкаш. — Я и есть инженер. К тому же известный.
— Битьем окон, — подтвердили в очереди, гогоча.
Алкаш огрызнулся:
— Во дурье! — И к Ивану Григорьевичу: — Я вижу, папаша, вы в нашей очереди новенький. А здесь, между прочим, цвет города. Элита.
Алкаш-химик был недалек от истины. Анатолий Зосимович подтвердил: да, по утрам сдает бутылки в основном техническая интеллигенция — зарабатывает на хлеб насущный. А технологию самогона из дерьма первым освоил профессор Лев Георгиевич Гурин, начальник лаборатории органического синтеза, сын знаменитого сталевара, того самого, который когда-то был учеником не менее знаменитого сталевара Мазая.
— Спивается профессор, — посетовал Анатолий Зосимович.
— А ты? — тут же упрекнула мужа Надежда Петровна.
— Я, Наденька, пока еще держусь. В выгребные ямы не заглядываю.
— Но готовую пьешь, — опять уколола хозяйка.
После того как Иван Григорьевич обследовал Игоря и посоветовал забрать сына из интерната, она приободрилась, стала принимать живое участие в разговорах мужчин и в спорах была не всегда на стороне мужа. Это Анатолию Зосимовичу не нравилось. Он сердился, кричал, особенно когда был подвыпивши.
— Гурин — талант! Гений! — изрекал он повышенным тоном. — Если во всеукраинском масштабе применить его технологию, нужники будут пустые, а в ближайшем зарубежье — сплошной запой.
Анатолий Зосимович все чаще бывал в прекрасном расположении духа. Он был доволен, что квартирант оказался человеком дела: регулярно сдавал бутылки и на вырученные деньги покупал сразу две буханки хлеба, хотя в государственной булочной — дешевой — в одни руки отпускали только одну.
В ту субботу Иван Григорьевич пообедал с хозяевами: Надежда Петровна подала к столу тушеную капусту и хлебные кубики, поджаренные на постном масле. Получилось дешево и вкусно. Ужинать он рассчитывал у Славка Тарасовича.
На дачу рулил пешком. В полиэтиленовом пакете с рисунком обнаженной Аллы Пугачевой нес бутылку коньяка и два лимона. Шоколад оставил дома. Гостинец был не ахти, но что поделаешь?
За все годы жизни впервые в кармане у него не было ни гроша. Даже в студенческую пору он не оставался без денег. Помогали, конечно, родители. Кое-что перепадало от брата-летчика. Потом… работая в разведке, завел чековую книжку — неиссякаемый ручеек долларов. Чековая книжка была у Мэри. Богом не обижены были и сыновья.
Знали б они, где и чем питается их отец, вот изумились бы! Но он и без чековой книжки
